В храме вмц. Татьяны в Нижнем прихожанин Николай Н. любит свой храм и в свободные от работы дни всегда помогает; зимой убирает снег, подметает летом вокруг храма и с готовностью делает любое послушание. У Николая от рождения нет рук, одной по локоть, другой – выше кисти. Он очень добрый и отзывчивый человек, всегда в добром расположении духа, оптимист. Когда я с ним разговаривал, он краем глаза увидел у свечного ящика старушку, тяжело опиравшуюся на клюшку, извинился, подошёл к ней и подал ей стул, затем продолжил разговор.
Он с любовью рассказывал о своём отце, который очень строго воспитывал его. «Отец с детства меня называл не иначе, как «безрукий». Я привык к этому и принимал за норму. В школе мальчишки всегда дразнятся, видя недостатки других детей: «горбатый», «хромой», «косой», «безрукий». И когда меня в школе обзывали безруким, я нисколько не обижался.
Когда мне было пять или шесть лет, ещё до школы, отец перестал мне завязывать шнурки на ботинках: «Давай, безрукий, сам завязывай, что я тебе до женихов буду завязывать?» Я мучился и плакал, но научился.
Однажды в первом классе около дома на меня налетел сверстник, повалил и стал «дубасить», я увидел отца, возвращавшегося домой с работы, и стал орать. Отец остановился, смотрит на нас, но ничего не говорит и не помогает мне. Тогда я изловчился и оказался верхом на забияке и уже его стал «дубасить», мальчишка заплакал и убежал. Отец сказал мне: «Молодец, безрукий!»
Учился я хорошо. За «проделки» и двойки отец меня порол наравне с братом, никаких снисхождений мне не было. Это меня и укрепляло. От уроков физкультуры я никогда не освобождался, бегал и прыгал наравне со всеми.
Когда в 8 классе началось военное дело, военрук сначала не хотел меня принимать в группу, но я настойчиво ходил на уроки и военрук проникся ко мне симпатией и брал меня даже на стрельбы. Но однажды мы пришли на стрельбище раньше военрука, он задержался. Офицер раздал нам автоматы и патроны. Легли на позиции и по команде начали стрелять. И тут офицер заметил мои култышки, страшно испугался и прогнал меня. На выходе я столкнулся с нашим военруком: «Ты чего ушёл?» - «Меня прогнали». – «Пойдём со мной». Военрук долго спорил с офицером, но всё-таки убедил его, я тоже стрелял. Но в армию меня, конечно, не взяли, хотя я и добивался призыва. Пришлось поступать в институт, стал юристом.
Отец был верующим и меня с детства водил в единственный в городе открытый храм в Карповке. Мама отца любила и уважала. Отец работал шофером на автозаводе, перегонял новые машины в разные города. Помню, однажды он с другими водителями перегонял машины в Латвию и меня взял с собой. В Риге зашли побриться-постричься в парикмахерскую. Там небольшая очередь. Но нас, как не замечают, приходят, проходят мимо нас, что-то скажут по-латышски и их усаживают в кресло, а нас всё останавливают. Тогда отец вошёл в зал и за шиворот вытащил тех, кто позднее нас пришёл и сам усадил наших шоферов в кресла и парикмахерам велел брить. Он был таким сильным и внушительным, они побоялись его ослушаться. У меня был очень хороший отец», - закончил Николай.