×

Пестяковский приход



Пять лет назад на месте разрушенного коммунистами Троицкого храма в Пестяках и осквернённого ими кладбища прихожане предложили водрузить Поклонный Крест. Ведь у каждого храма, даже если он снесён или превращён в танцплощадку, Господь ставит Ангела. «/В каждый храм, при построеньи, / Бог по Ангелу дает, / и находится в служеньи/ в новом храме Ангел тот. … /Даже если храм разрушен —/ кирпичи да лебеда, / воле Божией послушен/ Ангел будет здесь всегда/» (Н. Мельников). Крест поставили на месте разрушенного Троицкого храма (рядом с МЧС) в сентябре 2017 года.

Но немало в Пестяках было противников установки Креста, мотивируя это тем, что «Крест вызывает отрицательные эмоции, напоминая о смерти. Утром встанешь, посмотришь в окно, а там крест – жить становится тоскливо».

Смысл Креста неисчерпаем в своём диапазоне и силе, для одних он вещает радость вечной жизни и торжество победы жизни над смертью, для других он являет страх смерти, неприятное напоминание о кончине. «Для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь», как писал ап. Павел (2 Кор., 2, 16).

Крест – символ христианства, символ Троицы. «Символ живёт антитезой логического и алогического, вечно устойчивого, понятного, и – вечно неустойчивого, непонятного, и никогда нельзя в нём от полной непонятности перейти к полной понятности» (1, с. 699). «Неограниченная сила Божия живёт в Кресте… Благословен Бог, Который посредством материальных предметов на всякое время таинственно приводит нас к знанию невидимости Своей» (2, с. 139, 145). Крест – символ победы над смертью. Свт. Иоанн Златоустный называет крест нашей похвалой и нашим украшением, праздником и знамением победы: «Сие знамение (символ) и в прежние и в нынешние времена отверзало заключённые двери, отнимало силу у вредоносных веществ, делало недействительным яд, и врачевало смертоносные угрызения зверей» (3, том 1, с. 19).

У древних, в отличие от нас, была гармония двух методов мышления: философского и символического. Философский метод основан на доказательстве и словах, символический – на непосредственном явлении, на мистериальном символизме, на культе. Символическое мышление – это бессловесное мышление, озарение, прозрение. У древних греков и христиан был опыт мышления, понимаемого как иррациональный, внутренний и окончательный синтез ума и вожделения. Логическое мышление владеет лишь отдельными моментами явления, а символическое мышление видит это явление в его полноте и сущности, уступая в скрупулёзной точности деталей.

Наша вера в Бога, чувство зависимости от Абсолютного, чувство нашей уверенности в Абсолютном не может быть выражено иначе, как только при помощи многомысленного таинственного символа. Только таким образом Сверхсознание может обращаться к сознанию и подсознанию, и только так потусторонний Отец может говорить с посюсторонним сыном. Символическая мудрость спасительного слова, однако, не выясняется никаким рассудочным знанием, но достигается путём прозрения.

«Европейская философия, всегда страдавшая неизлечимым недугом рационализма и рационалистической метафизики, учит нас абсолютно разделять то и другое (ум и чувство): новоевропейский человек всегда раздирался между бесчувственным, абстрактным рассудком и бессмысленным, хаотическим воплем ощущений и чувств… Ареопагитики – дают максимально синтетическую точку зрения… Ум, самый чистый, самый несмешанный, самый глубокий и сосредоточенный ум, оказывается, является, в самой конкретной своей форме, стремящимся, становящимся, вожделеющим» (7, с.138-139), способным к восприятию сокровенного.

Как избавиться от ущербности сугубого рационализма? Как развить в себе абстрактно-символическое мышление – необходимейшее дополнение к логическому? Ежедневно надо вчитываться в Евангелие и Псалтирь.

Кроме логически восприемлемого и рационально познаваемого в мире, существует неисчерпаемое богатство апофатических возможностей алогической мощи непознаваемого, иррационального, несоизмеримого, невыразимого, что являет собой символ.

Надо заметить, что Лосев часто называет символ выражением, и часто повторяет об энергийности выражения, об энергийности символа. Но эту энергию он понимает не грубо вещественно, а смысловым образом. Известно, что одним выражением глаз можно отвести руку убийцы. Вот эта-то не вещественная, а смысловая сила выражения, вот эта стихия смысловых энергий и есть подлинно вещественная и жизненная сила среди живых людей. «Всё видимое этого мира есть образ невидимого, неявного и скрытого мира Божества» (4, с. 624). Жизнь сама по себе таинственна и «символична по самой природе своей, ибо то, как мы живём, и есть мы сами. Театр – аллегоричен, но, например, богослужение – символично, ибо здесь люди не просто изображают молитву, но реально сами молятся; и некие действия не изображаются просто, но реально происходят. Отсюда легко провести грань между православием и протестантизмом. Протестантское учение о таинствах – аллегорично, православное – символично. Там только воспоминание о божественных энергиях, здесь же реальная их эманация, часто даже без особенного благочестия» (5, с. 43).

(Эманация (лат. “истечение, распространение”) – в философии концептуальный термин, означающий происхождение явления посредством истечения его из запредельного первоначала, Единого (Божества), в т.ч. все Таинства, происходящие в православной церковной службе.)

«Символизм есть апофатизм, и апофатизм есть символизм. Разорвавши эти две сферы, мы получим или агностицизм с пресловутыми “вещами в себе”, … или получим уродливый позитивизм … Только символизм спасает явление от субъективистического иллюзионизма и от слепого обожествления материи» (1, с. 700). Поэтому Церковь использует не столько язык формальной логики и схематических понятий, сколько язык поэзии, который с помощью образов и символов всегда показывает этот неуловимый смысл, «таящийся за прямым значением слов, – смысл, доступный скорее непосредственному опыту жизни, нежели отвлечённому умозрению» (6, с. 48). Иконы, церковное пение, тропари, кондаки, акафисты, мерцающие лампады и горящие свечи, храмовая архитектура, священнические облачения, благоухание ладана, весь строй богослужений с его обрядами и таинствами помогают жаждущей Бога душе, по словам Симеона Нового Богослова: «несозерцаемо созерцать невыразимую красоту Божию, не прикасаясь обретать и, не постигая, постигать Его образ, не имеющий образа, Его неявленное явление – в Его безвидном образе, в сокровенной красоте, одновременно простой и вечно иной». Это вмещение в себя невыразимого через символическую красоту церковной службы даёт определённые духовные прозрения, что небезнадёжно даже для духовно туповатых атеистов.

Символическое мышление интуитивно, апофатически приближает нас к идеалу. Символ помогает почувствовать святость идеального. Важность этой святости указана в самом первом прошении в молитве данной нам Господом: «Да святится Имя Твое!» Иконопись символична. Иконы – прообразы Образа Божия, Образа Богородицы, образов святых. Они наполняют сердце святостью и рождают благоговение. Храм символичен и всё храмовое тоже символично: запах ладана, горящие свечи, церковное пение, церковные облачения, – рождают в сердце человека благоговение. Мысли и чувства – в единении, и сливаются в созерцании «несозерцаемой красоты, истины и полноты добра Божия».

ЛИТЕРАТУРА

  1. Лосев А.Ф. Бытие – Имя – Космос. М., 1993.
  2. Исаак Сирин, прп. О божественных тайнах и о духовной жизни. СПб, 2008.
  3. Иоанн Златоуст, свт. Собрание поучений в 2-х томах. Св.-Троицкая Сергиева Лавра, 1993.
  4. Макарий Египетский, прп. Духовные слова и послания. М., 2002.
  5. Лосев А.Ф. Миф – Число – Сущность. М., 1994.
  6. Яннарас Х. Вера Церкви. М., 1992.
  7. Лосев А.Ф. Избранные труды по имясловию и корпусу сочинений Дионисия Ареопагита. СПб, 2009.