×

Пестяковский приход



С самого начала, придя к власти большевики начали борьбу с религией. Гениальный Ленин, «самый человечный человек», дал Указание: «…необходимо как можно скорее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше».

В начале тридцатых большевики взорвали храм Христа Спасителя, воздвигнутый в честь героев Отечественной войны 1812 года. До революции у нас было больше 50 тысяч приходских храмов, 100 тысяч священников. К 1941 году осталось около ста действующих храмов на огромную страну. Расстреляно и замучено более 50 тысяч священников, то есть каждый второй. Объявлена «Безбожная пятилетка», поставлена цель: «имя Бога должно быть забыто». Коммунисты изгалялись над религией и народом как хотели, в 1923 г. наркомы Троцкий и Луначарский устроили заседание политического трибунала для вынесения смертного приговора… Богу.

Господь долго терпит, но раз не хотите Бога, убрал руку Свою. Наступил 1941 год. Почему враг через какие-то три месяца оказался в ста километрах от столицы? Армия у нас была большая, больше пяти миллионов, хорошо вооружённая. Почему так быстро развалилась армия? Согласно коммунистической военной доктрине армия должна воевать на территории противника, где нас сразу должны поддержать немецкие или французские рабочие. Война интернациональная, армия революционная. А на деле: неразбериха. И таких сокрушительных поражений во всей истории русской императорской армии не было никогда. Никогда! Потерять из пяти миллионов почти три миллиона пленными, убитыми, пропавшими без вести за какие-то несколько месяцев! И огромные богатейшие территории... Всё это отчётливо говорит: вся система потерпела крах. За редкими героическими исключениями армия оказалась полностью небоеспособной. И она погибла. Даже в июле сорок первого молодые офицеры спорили: как скоро немецкий рабочий класс свергнет Гитлера, а немецкие солдаты – рабочие и крестьяне в солдатских шинелях – повернут оружие против своих классовых врагов. Не дождались.

Армады бомбардировщиков шли и шли на Москву, но реально прорвались к городу меньше трёх процентов. Наши лётчики и зенитчики действовали и умело, и героически. Автор стратегического плана всей обороны Москвы – начальник Генерального штаба Борис Михайлович Шапошников. В Первую мировую он командир Донской казачьей дивизии. Как это ни поразительно, он – глубоко верующий человек. Не отрёкшийся, и Сталин знал об этом. Единственный, кого в Ставке Сталин называл по имени-отчеству. Его ученики – маршал Василевский, маршал Жуков, да и Сталин тоже.

А враг уже в ста километрах. У нацистов на московском направлении солдат в два с половиной раза больше, чем у нас. Немцы наступают по широкому фронту, сознательно распыляя силы, – это их многократно проверенная тактика. Они ищут уязвимое место, нащупывают, где же мы уступим, и тогда молниеносно перебросят все силы туда, чтобы танковым клином рассечь оборону окончательно. И где нам взять столько бойцов, чтобы держать оборону от Тулы до Твери одновременно? Врага сдерживают маленькие группы защитников и отдельные герои. Под Юхновым – десантник Иван Сторчак. Под Мценском – легендарный танкист Дмитрий Лавриненко, полковник Александр Наумов. В основном те, кто только что с боями вышел из окружения. Вопреки всему.

В октябре москвичи видят, как в город везут раненых. Информация о катастрофическом положении на фронтах начинает всё больше просачиваться к партийным чиновникам, руководителям предприятий. Они думают о своих семьях. И самое жуткое то, что стала слышна артиллерийская канонада, значит, враг уже в 70-ти километрах... В ночь на 15-е октября 41-го что-то произошло в ближнем круге Сталина, было принято окончательное решение: «...Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета и Правительство (Сталин эвакуируется завтра, или позже, смотря по обстановке)». Так и написано: «Немедля эвакуироваться Наркомату Обороны в Куйбышев... В случае появления войск противника у ворот Москвы НКВД (товарищи Берия и Щербаков) произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, а также всё электрооборудование метро». По данным Военной прокуратуры Москвы, «в эти дни оставили свои рабочие места около 780 руководящих работников; ими было похищено почти полтора миллиарда рублей, угнаны сотни легковых и грузовых автомобилей… Выявлены 1551 случаев уничтожения коммунистами своих партдокументов, вследствие трусости в связи с приближением фронта». Заводы остановились, магазины или не работали, или грабились, воинствующие безбожники грузили чемоданы в последние автомобили. А в это самое время многие храмы открылись, служились Литургии и панихиды о погибших. Дивны дела Твои, Господи…

Генерал армии Георгий Жуков, командующий Резервным фронтом, выезжает на передовую, чтобы на месте увидеть реальную обстановку. Несколько суток, почти без сна ездил он по передовой, изучая обстановку, ставя задачи разрозненным подразделениям. И тут, вслед за первым, паническим, выходит совсем другое Постановление ГКО от 19 октября: «...Сим объявляется, что оборона столицы … поручена генералу армии Жукову... Ввести в городе Москва осадное положение... Провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка – расстреливать на месте». Властям предержащим не до шуток, и не до лозунгов. «Сим объявляется...» – это язык, откуда-то из прошлых веков. Что-то очень важное, таинственное произошло. Все они понимают, что объективно нужен ответственный и компетентный полководец. Стало ясно вот этим людям – Сталину, Берии и Кагановичу, что их личное спасение – в возвращении к каким-то основам Российской империи. Именно в эти недели – с 19 октября по 7 ноября сорок первого – проступает, рождается новая армия. И именно она выйдет на парад 7 ноября. Удивительно, но именно в эти самые дни – 15,16,17 ноября – отчаянно, упорно – «умираю, но не сдаюсь» – дрались под Малоярославцем знаменитые подольские курсанты, в том самом месте, где за пару недель до этого держались четыреста тридцать героев десантников Ивана Сторчака – триста спартанцев сорок первого. В живых осталось сорок бойцов, но позицию они каким-то чудом удержали и позволили 312-й дивизии и подольским курсантам, закрепиться на этом важнейшем рубеже.

На всём протяжении фронта почти в тысячу километров проявляются люди, которые с начала войны воевали, сражались и умирали, временами не благодаря руководству, а вопреки. Вопреки всему. И их, по стечению обстоятельств, всех зовут Иванами. Генерал Иван Конев, генерал Иван Болдин. Майор Иван Кравченко, туляк, выходил из окружения, но почему-то именно вокруг него собрались пять тысяч бойцов с боевым опытом, из разбитых, окружённых подразделений. 20 лет русскому Ивану пытались внушить, что он не русский и не Иван, а советский человек. А здесь начали действовать Иваны. Удача сопутствует храбрым. Иван Кравченко, Герой Советского Союза за Финскую войну и Иван Сторчак, десантник-диверсант – сверхгерой, у которого тысяча прыжков за плечами. И ещё генерал Иван Панфилов, который пал смертью храбрых. И ещё казаки-кубанцы – на Волоколамском рубеже. Дмитрий Лавриненко, командир танкового взвода, всё точно рассчитал, грамотно поставил танк в засаду, подпустил совсем близко, и десять танков снайперски уничтожил сразу, один за другим. Но не ушёл в тыл получать награды, а, наоборот, рванулся в атаку. Артиллеристы вермахта пытались развернуть в сторону одинокого русского танка орудия, но поздно: трёх секунд не хватило. Лавриненко уже давил орудия гусеницами, огнем орудия и пулеметов разнёс вдребезги машины, рассеял пехоту. В горячке боя он выпрыгнул из танка и с пистолетом погнался за убегающими вражескими танкистами. А всего в эти месяцы Дмитрий уничтожил без малого танковый полк, 52 вражеских танка. Не дошли эти танки до Москвы. Дмитрий – наш самый талантливый, результативный танкист. И погиб он не в танковом бою, а нелепо – от шального осколка.

И ещё много было под Москвой таких аристократов духа и отваги. Всех не перечислить. Каждый что-то вложил в наше спасение в декабре сорок первого, но всё же именно генерал армии Георгий Жуков на самом острие этой Победы, это точно. И наступил такой момент в самом конце ноября и начале декабря 1941-го, когда все смертельно устали – и мы, и немцы. Это сразу почувствовали самые проверенные, самые боевые наши командиры. Братцы, давай попробуем, «толкнуться», нет приказа наступать, но попробуем, под видом разведки. Их комдив поддержал. «Толкнёмся». После успешной разведки боем, а по сути, наступления Наумов передал об успехе командарму. И так было почти везде. Жуков почувствовал ситуацию так же остро, как комбаты. Что в этой ситуации будет делать обычный опытный генерал, который понял, что противник на мгновение замер, устал, и на котором лежит страшная, огромная ответственность за столицу, за страну? Ну конечно, использует эту минутную передышку, чтобы укрепиться, подтянуть резервы, дать войскам вздохнуть, ещё и ещё раз приготовиться к обороне. Жуков переходит в наступление! Риск? Да, огромный. Но это единственное спасительное решение. Если бы мы промедлили хотя бы несколько недель, даже дней, немцы наверняка бы перегруппировались, контратаковали, подтянули бы тяжёлую артиллерию и, скорее всего, разнесли бы вдребезги нашу столицу белокаменную, сорок сороков и все её святыни.

Враг отброшен. Где-то он бежал на сто километров, где-то на двести, где-то ещё дальше. И мир изменился: далеко-далеко, по всей планете – в Сербии, Греции, Англии, Америке – люди поверили в победу. Наступление под Москвой началось в День Введения во храм Пресвятой Богородицы. В разгар войны по всей стране были открыты уцелевшие храмы. Они были переполнены молящимися, русский народ массово обратился к забытому ими Богу. Наши потери убитыми в Московском сражении – 1 284 600 соотечественников, вечная им память, немецкие – 615 000. Конечно, наши потери были огромными. Но огромными, по западным масштабам, были и потери немецкие. Такого они не испытывали никогда. Иван Солоневич писал тогда: «Когда России пришлось плохо, то даже Сталин ухватился не за Гегеля и Маркса, а за Церковь, за Святую Русь, и даже за Святого Благоверного Князя Александра Невского. Вот они и вывезли»!